По всей видимости, эта графика должна будет послужить продолжением обретаемой формы растущего куста. Даже на этом этапе их творенье начинало завораживать – хотелось смотреть, смотреть и смотреть.
Далее белый забор делился на две половинки, снижался до невысокого поребрика, и плавно закругляясь, смыкался образовывая чашу фонтана. Струя воды била высоко вверх и зонтиком распадалась в разные стороны, рождая в брызгах кусочки радуги. «Я хочу здесь остаться! Навсегда!»
Щелчок, шипение и изображение задвоилось. На фоне устремляющейся вверх воды прорисовалась искорёженная, проржавевшая труба, а там, на верху, где струя расходилась в разные стороны, на ней был надет полуразбитый белый унитаз с закрытой крышкой стульчака. Вот как раз она то и образовывала этот веерный водопад. От неожиданности я замер, глядя на фаянсовый элемент сантехники сверху трубы.
- Во хрень какая! - вырвалось у меня изумлённо.
Передо мной появилось раздвоенное лицо Константина. Протянув руку, он что-то повернул у моей шеи и часть сферического «аквариума», о существовании которого я уже даже забыл, уехала вверх. Костя заглянул внутрь сферы и подытожил:
- Сдохла!
Их сферы тоже были полуоткрыты и повернувшись друг к другу они заспорили – идти дальше или поворачивать назад. Я стоял и не двигался, поражаясь увиденным. Это был не фонтан, а старый полуразрушенный дом. Прямо передо мной из груды обвалившихся кирпичей стены и торчала эта полуржавая труба с унитазом. Часть стены ещё сохранилась, и она действительно была почти белой, но это не надолго, потому что те два «уличных художника» решили доуродовать её «смачной» надписью, состоящей из знаков, понятных только им. Однако пока этим увлечённо занимался только один «живописец», другой стоя у куста справлял малую нужду, не менее увлечённо меняя направление жёлтой струи то на стену, то непосредственно под куст.
- Назад идём! - громко и настойчиво крикнул Костя, заставив меня обратить внимание на спорящих, – Нас через 5-ть минут вычислят!
- Хорошо, хорошо. Чё ты так разошёлся? - Сергей пытался успокоить своего друга, – Назад так назад.
Оставив «художников-уродцев» разукрашивать остатки стены, мы быстрым шагом двинулись назад к дому из которого вышли.
Шум у свадебной скамейки не сошёл на «нет», он только усилился. Люди присвистывали и улюлюкали. Держа в одной руке надутый шарик, они стучали им о раскрытую ладонь второй руки, создавая ритмичный шум. На земле поблёскивая, валялись надорванные четырёхугольные конвертики, и тут до меня дошло – то, что у них в руках, это не воздушные шарики. Толпа чуть расступилась и я увидел молодожёнов. Если говорить более точно – «молодожён» был только один и он был мужского пола, а вот невеста… Невеста была надувной куклой женского пола, используемая для сексуальных утех. На голове у неё липкой лентой была закреплена белая, полупрозрачная фата. И вот под этот ритмичный шум и одобрительные возгласы окружающих, «жених» приспустив штаны, использовал эту куклу по её прямому назначению.
Начинало казаться, что всё вокруг – это какой-то дурацкий сон.
Мы поравнялись со скамейкой поэта. Здесь всё было наиболее прилично. Человек читает стихи, окружающие снимаю это на камеры своих телефонов и лишь одна деталь стала наводить на меня жуткое оцепенение – от шеи стоящего на возвышении поэта к суку ближайшего дерева вела нетолстая чёрная верёвка.